В отличие от гиганта-стража Лакасса, умудренный жизнью и даже какое-то время трудившийся в каменоломнях Онинда-Ро, слышал о рапсодах и их Братстве. Но в его родных горах рапсод, да еще с шерром на плече, являлся не меньшей редкостью, чем снег в джунглях юга, и потому вождь рассматривал Тревельяна с нескрываемым интересом.
– Говорили мне, – прогудел он басом, – что вы, певцы, ходите от западных пределов мира до восточных и что в каждом городе есть у вас дом, где живут с учениками самые старые и мудрые из вас.
– Это правда, – подтвердил Тревельян. – Тех старцев называют дарующими кров.
– Еще говорили, что есть среди вас учителя, познавшие все искусства, от пения и танца до схваток с мечом и копьем, от чеканки бронзовых кувшинов до метания стрел и дротиков.
– И это верно, – сказал Тревельян. – Учителя зовутся пастухами, ибо пасут они учеников и заботятся о них, как вы о своих аншах.
– Еще мне говорили, что каждый рапсод – отличный воин, и в этом я сам убедился. – На губах Лакассы мелькнула скупая усмешка. – Здорово ты приласкал бочонком Чегараму! А Ситиванду – мешком!
– А мне кое-что говорили про вас, – в свой черед молвил Тревельян. – Не сочти за обиду, вождь, но говорили, что люди вы злые и свирепые и происходите от насильников и грабителей из войска Уршу-Чага. Будто хотел он покарать за это ваших предков, но они бежали от владыки и укрылись в горах. И что с тех пор не желаете вы трудиться, а грабите по дорогам людей, и если дают вам выкуп – такой, как сегодня, – то и его вы желаете взять не миром, а в бою и драке.
Лицо Лакассы омрачилось. Он налил в кружку вина, протянул Тревельяну и сказал:
– В этом только одна правда, Тен-Урхи, – та, что предки наши из солдат Объединителя. Уршу-Чаг – да возродится он в этом мире! – был мудр и, отправляясь в поход, набрал сотню бойцов, не нобилей, а простого звания, но искусных в воинском ремесле, бескорыстных и честных. Честных, вот что главное! Ибо поручались им штурмы дворцов непокорных правителей, а затем их охрана – ведь в тех дворцах были собраны великие богатства, серебро и золото, и кровавый камень, и морской, и травяной, и драгоценные чаши, светильники, оружие, ларцы и прочие сокровища, что ослепляют глаза и возбуждают алчность. Воинам из благородных Уршу-Чаг не мог довериться, зная, что сочтут они это своей добычей, а если карать их столбом и крюком, то нобили уйдут, и он останется без войска. А наши предки служили ему не ради грабежа, но из любви к Объединителю, из преданности и чести, ибо был он велик, как ни один из его потомков. И все же владыка их прогнал… – Печально поникнув головой, он добавил: – Не потому прогнал, что был недоволен их службой, но лишь по настоянию своих военачальников-чахоров, а один из них стал предком владык Онинда-Ро. И ложь о наших пращурах тоже от него пошла.
– Это случилось давно, – сказал Тревельян, – так давно, что имена ваших обидчиков если где и найдешь, так в самых дальних сундуках Архивов. Почему бы теперь вам не вернуться в обитаемые земли? Думаю, Сирам-Харт, правитель этой страны, одарил бы вас угодьями, и развели бы вы стада быков вместо этих тощих аншей.
– Может, и одарил бы, но жили бы мы под властью его людей, платили бы ему налоги, а наши юноши служили в войске или ломали камень, как я когда-то. А мы такого не хотим! Здесь мы свободны, и хоть скуден наш край, но нет над нами господина. Не мы платим, а платят нам, платят, потому что боятся!
– Нет, вождь, не боятся. Если Сирам-Харт пожелает, его солдаты разыщут вас в горах и перебьют всех до последнего младенца. Но он, вероятно, не жесток и помнит о вине своих предков. Ну и к тому же… – привычным жестом Тревельян коснулся бакенбард, – к тому же для воинов вы что-то вроде развлечения. Вы будто древний памятник, какие я видел в Мад Брунере, – стоят, никому не мешают, и даже полезны как свидетельство почтенной старины.
Лакасса тоскливо вздохнул.
– Жестокие слова, рапсод, но я не обижаюсь, я знаю, что это правда. Нам нужна свежая кровь, нужны женщины, но отыскать их трудно – не всякая пойдет в горы за своим избранником и согласится жить в пещере, рожать детей на каменном полу… Сам я в молодости искал жену четыре года… Жизнь здесь тяжела! Здесь не растет ничего, кроме кустов с жесткой корой, и даже лошадей мы забиваем на мясо, их нечем тут кормить. Забили бы и твоего коня, если бы ты не пришел за ним… – Вождь мрачно уставился на пламя догоравшего костра. – Но куда нам деваться, куда бежать? Говорят, что мир велик, но он принадлежит не моему народу. Все земли на востоке и западе под чьей-либо властью, и людям, привыкшим к воле, там места нет.
Ищи недовольных! – услышал Тревельян голос Хьюго Тасмана, да так отчетливо, что едва не вздрогнул. Вот и недовольные, подумал он, целое племя, что хочет убраться из Империи. Только живет оно в самой середине континента, и до любого из двух океанов отсюда десять тысяч километров. Но если бы они преодолели этот путь, что дальше? Эти люди не видели ни моря, ни кораблей, ни лодок, ни парусов и весел; как переправить их на новый материк? И как сделать это быстро и тайно, чтобы никто не помешал, не сжег корабли и не отправил горное племя в каменоломни? Об этом стоило поразмыслить, а сейчас Тревельян сказал:
– Кроме запада и востока, есть еще Дальний Север и Дальний Юг. Что ты знаешь о них, Лакасса?
– Я не такой невежественный дикарь, как можно подумать, да и другие наши старейшины бывали в Онинда-Ро и даже в Пейтахе. На севере – непроходимые болота с гнилой водой, а на юге – степи и леса, где обитают люди с бледной кожей и без волос. Места там много, но эти безволосые когда-нибудь отыщут нас и уничтожат. Да и как туда добраться? Между нами и югом – горы, Семь Провинций и море Треш… Слишком дальний путь и слишком опасные земли! Разве не так, Тен-Урхи?