Посланец небес - Страница 12

«Не похожи эти прощелыги на китобоев, – заметил командор. И посоветовал: – Держи ухо востро, парень!»

Верно, не похожи, согласился Тревельян. Ножики острые, а физиономии самые бандитские… Вслух же он сказал:

– Могу я как-то смягчить ваши сердца и развязать языки?

– Можешь, – отозвался Четыре Пальца, явный заводила в этой компании. – Можешь, лохматая рожа! Вино тут еще не кончилось.

Тревельян вытащил из сумы кошель и, подзывая хозяина заведения, позвенел монетами. Глаза у Куссаха жадно блеснули, Боссин сглотнул слюну, а Риммхиш, взволновавшись, дернул себя за мочку.

– Выпивку для всех, – велел Тревельян, вкладывая в ладонь кабатчика серебро. – Четыре кружки, да побольше! Потом принесешь еще столько же.

– Да, господин. Благодарю за щедрость, господин. Да снизойдет на тебя благословение Заступницы Таванна-Шихи!

Вино появилось в момент, и Куссах со своими приятелями тут же присосались к кружкам. Потом Четыре Пальца спросил:

– Ну, так какую историю ты хочешь услышать?

– Наверно, такую же длинную, как шерсть на его щеках, – с ухмылкой молвил Боссин.

– Да, шерсти много, – кивнул Риммхиш. – Хватит, чтобы сплести пару причальных канатов.

Не обращая внимания на эти подковырки, Тревельян сказал:

– Что-нибудь о дальних странствиях в океане. Очень дальних! О смерчах, бурях и неведомых землях, о мудром капитане, который вел корабль на восток, о смелых мореходах, что терпели голод и жажду, а также муки неизвестности, но, преодолев все, узрели невиданное и насладились плодами земли, где не ступала доселе нога человека. Вот об этом я хочу послушать!

– Красиво говоришь! – буркнул Куссах и передразнил: – Пц-пц-пц! Только что-то я не припомню такого плавания. Не припомню, чтоб меня на столб подвесили! А ты, Боссин? Ты, Риммхиш?

– Это зависит от числа кружек, – произнес верзила со шрамом, ковыряя в зубах ножом. – Если еще по одной опрокинуть, может, что и вспомнится. Тайное, о чем в кабаке не говорят.

«Морочат голову? – подумал Тревельян. – Или в самом деле что-то знают? С виду явные пираты… У таких, быть может, есть что поведать…»

Он снова достал кошель и брякнул его содержимым:

– Хозяин! Еще по кружке!

– Кружек не надо, пусть флягу большую тащит, – возразил Куссах. – Мне тут хорошая мысль пришла: берем флягу и мотаем из этого нужника к себе на лоханку. Прав Боссин, прав, клянусь канатом! Не все тут можно говорить.

– А на корабле у нас Цилад, – добавил Боссин, переглянувшись с приятелем. – Цилад, старая мудрая рыба! Чего он только не знает! Тебе, лохматый, на сотню песен хватит. Будешь их петь, пока не окочуришься.

Кабатчик принес флягу размером с ведро, Риммхиш нежно прижал ее к груди, а Тревельян рассчитался. Затем они покинули заведение и, пошатываясь, углубились в лабиринт узких смрадных переулков, ведущих к причалам. Здесь царило безлюдье, только по кучам отбросов шмыгали крысы и охотившиеся за ними тарли – местные одичавшие псы, с усатыми и круглыми, как у кошек, мордами. Надвигалось время Ночи, и в небесах уже горел изумрудный диск Ближней звезды, добавляя сумраку зеленоватых красок. Дальняя звезда, не такая яркая, тоже взошла и мерцала над горизонтом, подобно сапфиру, окруженному мелкими бриллиантами созвездия Шерр.

Вино было крепким, Тревельян изрядно выпил, но медицинский имплант уже трудился, очищая кровь от алкоголя. У Куссаха, Боссина и Риммхиша такого устройства не имелось, но его с успехом заменяли луженые желудки и привычка к местному пойлу. Они держались на ногах вполне уверенно, и Риммхиш тащил тяжелую флягу без заметных усилий. Мореходы были много ниже Тревельяна – самый рослый, верзила Боссин, достигал плеча, – но, как все обитатели Архипелага, жилистыми и крепко сбитыми. Ветер трепал их белесые волосы, медная кожа в свете Ближней звезды приняла трупный оттенок.

– Далеко еще? – спросил Тревельян.

– Не дальше волоса с твоей рожи, – усмехнулся Куссах. – Нам вот сюда… Пара шагов, и будем на лоханке у Цилада.

Они свернули в узкую щель между двумя замшелыми амбарами, и тут Четыре Пальца многозначительно хмыкнул. Риммхиш, не выпуская фляги, сорвал с плеча Тревельяна мешок и быстрым шагом ринулся дальше, а Куссах и Боссин вытащили ножи. Тревельян увидел мелькнувшее перед глазами лезвие и тут же почувствовал, как чужая рука шарит у пояса, отыскивая кинжал.

– Так мы не договаривались, парни, – произнес он, стараясь не упустить из виду Риммхиша со своим мешком. Главной ценностью в его суме являлась лютня с устройством связи и голопроектором-пугалкой. В принципе, их можно было бы имплантировать, но Тревельян решил, что двух имплантов, врача и Советника, ему хватит. Его не зря считали одним из лучших наблюдателей ФРИК; в любом мире и в любой ситуации он умел защитить свое добро.

Но Куссах и Боссин об этом не знали.

– Стой, не дергайся, и будешь жив, – прорычал Четыре Пальца, поигрывая ножиком. – Стой смирно, и я тебе песенку спою… пц-пц-пц…

– А я волосню на память отрежу, – молвил Боссин, хватая за левую бакенбарду. – Как у того купца… хо-хо!.. у купца с гзорской посудины… Помнишь, Куссах? Которого мы…

Договорить он не успел, ибо локоть Тревельяна врезался ему под ребра. Выронив нож и сложившись вдвое, Боссин рухнул на землю и засучил ногами, не в силах вздохнуть. «Дай стервецам по сусалам! – взревел под черепом командор. – Сверни носопыры набок! Ишь, развесили свои хоботы, гадюки паскудные!» Выполняя этот совет, Тревельян ударил Куссаха ребром ладони в переносицу и добавил коленом в промежность. Потом в несколько скачков нагнал Риммхиша, вырвал тяжелую флягу и опустил ему на затылок. Что-то треснуло, но все-таки не кость, а глина; фляга разлетелась осколками, а Риммхиш, лишившись чувств, ткнулся носом в кучу нечистот. Убедившись, что он дышит и что вина в его волосах гораздо больше, чем крови, Тревельян подобрал свой мешок и вернулся к Боссину и Куссаху. Оба валялись на грязной земле и пялились на него с нескрываемым ужасом.